Мирдад исцеляет Сим-Сим и говорит о старости
Сим-Сим, самая старая корова в хозяйстве Ковчега, болела уже пять дней. Она отказывалась от еды и питья. Шамадам послал за мясником, сказав, что разумнее будет заколоть ее и получить прибыль от продажи мяса и шкуры, чем дожидаться ее смерти — ведь с мертвой коровы вообще нечего взять. Услышав об этом, Мастер ненадолго задумался, а потом отправился в коровник к Сим-Сим. Мы поспешили за ним. Сим-Сим стояла неподвижно, печальная, низко опустив голову, полуприкрыв глаза. Свалявшаяся шерсть ее торчала клочьями. Время от времени она с трудом поводила ухом, чтобы отмахнуть надоедливых насекомых. Ее некогда большое, гладкое вымя иссохло и обвисло, поскольку Сим-Сим к концу своей долгой жизни отвергала сладкие муки материнства. Костлявый крестец распирал шкуру, словно ее уже содрали и развесили для просушки, ребра и позвонки с легкостью можно было сосчитать, а длинный хвост свисал безжизненно, точно плеть ленивого погонщика. Мастер подошел к больной и начал похлопывать ее меж рогов и по нижней челюсти. Он проводил рукой по ее спине и животу, все время разговаривая с ней, как будто она была человеком. МИРДАД: Где же твое сено, моя щедрая Сим-Сим? Сим-Сим так много отдавала, что забыла себе оставить сена хоть клочок. Но много еще сможет дать Сим-Сим. И молоко ее живительною влагой бежит по нашим венам. Ее крепкие телята нынче тянут тяжелый плуг в полях, они подмогой служат голодным в неурожайный год. Ее телочки потомством наводнили наши пастбища. Ее отходы даже украшают сочной зеленью наш стол и помогают фруктам вызревать в саду. В горах же до сих пор разносит эхо ее мычанье. Зеркало ручья и ныне отражает ее кроткий, благородный взгляд. Земля еще лелеет и ревностно хранит неизгладимые следы копыт ее. И с радостью трава Сим-Сим накормит. И солнышко ее ласкать стремится. И ветер прилетит благоговейно пригладить шерсть ее. Мирдад же счастлив проводить ее через пустыню Старости к другим лугам, к другой земле, к другим ветрам и солнцам. Много дала Сим-Сим, много взяла она, но еще больше сможет она взять и дать. Микастер: Может ли Сим-Сим понять слова твои? Ты говоришь с ней, как будто с человеком. МИРДАД: Не слова важны, Микастер, а то, как прозвучат они. А это животные способны воспринять. Я вижу женщину, что на меня глядит глазами кроткими Сим-Сим. Микастер: Какой толк от этих разговоров, ведь Сим-Сим умирает. Надеешься ли ты остановить процесс ее старенья и продлить ее жизнь? МИРДАД: Старость — ноша тяжкая для человека и для животного. Но вдвойне утяжелили люди равнодушным бессердечием ее. Когда родится маленький ребенок, его окружат лаской и заботой. И всякий ему выразить стремиться свою любовь. Однако человека, обремененного годами, никто не вспомнит, и скорее наградят его пренебрежением, чем лаской. И так же, как с восторгом наблюдают за ростом чада своего, так и желают страстно могилы старцу. Старики и дети одинаково беспомощны. И все же беспомощность дитя любовь пробудит бескорыстную, стремятся помочь ему родители, как могут. Но старику не многие предложат помощь, а, помогая, будут недовольно причитать, ворчать и злиться на судьбу, желая старику скорейшей смерти. На самом деле, старики достойнее заботы вашей, чем младенцы. Когда приходится стучать подолгу слову, чтобы его к себе впустило ухо, что некогда улавливало шепот, Когда в неверной дымке пляшут тени и затмевают глаз, что раньше острым был, Когда свинцовой гирей стопы станут, что ранее крылатыми казались, а руки, что творили жизнь, не держат и соломинку, Когда дрожат колени, а голова на шее болтается, как лист сухой, Когда уж жернова смололи в порошок себя, и мельница притихла угрюмою пещерой, Когда, вставая, ты упасть боишься, садишься же с сомнением: «А встану ль?», Когда ты ешь и пьешь, боясь последствий, а коль не станешь есть и пить, то Смерть к порогу пригласишь, Когда приходит Старость к человеку, друзья мои, тогда пора ему одалживать глаза и уши ваши, отдать ему и руки, и ноги, поддержать его слабеющие силы любовью, чтоб он почувствовал, что он не менее желанен этой Жизнью на склоне лет своих, чем в детстве быстротечном. И что такое восемьдесят лет для вечности? Всего лишь вдох и выдох. Но человек, растивший себя все восемьдесят лет — он больше, чем просто вдох и выдох. Он станет урожаем для тех, кто жизнь его пожнет. И есть ли жизнь, которую не пожинают? Сейчас вы пожинаете плоды тех жизней, что земле дарили мужчины, женщины, кто жил и умер раньше вас. Речь ваша — не что иное, как урожай речей других. Мысли — всего лишь сборы прежних мыслей. Вся одежда и жилища, вся утварь, пища и вода, традиции, устои и законы — не что иное, как одежда, жилища и еда всех тех, кто раньше жил. И каждую секунду вы владеете не чем-то лишь одним, но извлекаете вы пользу из всего, что было. Вы сеятели и плоды, жнецы, поля, гумно, где урожай хранится. И если урожай ваш беден, увидьте зерна, что вы заронили в сердцах других людей, плоды пожните влиянья их в себе. Старик, плоды чьей жизни вы пожнете и сложите в амбар, достоин наиполнейшего вниманья с вашей стороны. И если безразличьем вы отравите остаток дней его, те годы, когда могли бы вы собрать вкуснейший урожай, тогда плоды, что вы собрали и те плоды, что сможете еще собрать, окажутся гнилыми. Все то же и с умирающим животным. Дурно наживаться на плодах и проклинать того, кто их растил. Друзья мои, добры вы будьте к людям любой страны, вероисповеданья. Они вам к Господу проводниками будут. Особенно внимательно следите за стариками, или злом отравлены плоды их будут, и никогда вы не дойдете до конца. Добры вы будьте ко всем животным возраста любого. Они, хоть молчаливы, помогают во время сборов вам в далекий путь. Особенно внимательно следите вы за животными, которые стареют, чтоб ваши равнодушие, жестокость не отпугнули преданности их, и чтобы помощь их не стала вам помехой. И что за гнусная неблагодарность — звать мясника, чтоб заколоть корову, чье молоко вам силы придавало! Едва Мастер закончил речь, как в хлев вошел Шамадам с мясником. Мясник бросил взгляд на Сим-Сим, и мы услышали насмешливый возглас: «Как мог ты сказать, что корова эта больна и умирает? Да она здоровее меня! По-видимому, она просто хочет есть, бедняжка. Дайте же ей сена». Велико было наше удивленье, когда, повернувшись к Сим-Сим, мы увидели, что она жует сено. Даже сердце Шамадама смягчилось, и он приказал принести Сим-Сим самую лучшую еду. И Сим-Сим все с удовольствием съела.
Книга Мирдада